Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Дорогая деталь. Федор Васильевич Гладков был неулыбчив, держался подчеркнуто строго и не очень общительно, но, узнав о готовящейся книге о Босом, сам пожелал ознакомиться с нею, быстро прочитал и, возвращая, сопроводил рукопись коротенькой запиской:
«Б. Рябинин. Месть Дмитрия Босого. Очень хорошая и очень нужная книга. Нужно издать молнией. Ф. Гладков».
Вообще в подавляющем большинстве активность писателей была весьма высокой и заслуживала похвалы. Систематически публиковали новые стихи, посвященные всенародной борьбе с врагом, Константин Мурзиди, Агния Барто.
Вместе с Константином Мурзиди мы совершили памятную поездку на завод, который один делал танков больше, чем вся Англия. Итогом этой поездки у Мурзиди явились не только стихи, но и повесть, первый опыт поэта в непривычном ему жанре прозы. Повесть «У Орлиной горы» вышла уже после войны. Ее очень горячо обсуждали в Союзе писателей.
Вернемся, однако, к Барто. Авторству Барто принадлежали популярные строки «уральцы бьются здорово, им сил своих не жаль», в короткий срок ставшие крылатыми, ее стихи звучали в рапортах уральцев Центральному Комитету партии и Советскому правительству. Барто часто бывала в детских домах, в эвакопунктах, куда свозили эвакуированных детей-сирот, в ремесленных училищах; все это оставляло неизгладимое впечатление. Вероятно, уже тогда в сердце поэтессы поселилась острая тревога за судьбу малолетних наших граждан, за подрастающее в суровую пору поколение, что предопределило ее будущую активную благородную общественную деятельность — помощь детям в розыске родителей, утерянных в военные годы.
Со временем Агния Львовна напишет:
«Подросток… С этим словом часто ставят рядом слова — «трудный возраст». А мне довелось наблюдать этот трудный возраст в трудное время, и проявляли себя подростки удивительно самоотверженно. Это было на Урале в первые годы войны. Из окрестных деревень с самодельными сундучками в руках приходили подростки в ремесленные училища, на заводы, вставали к станкам вместо отцов и работали с полной отдачей сил. Что вело их сюда, что звало? Не побоюсь громких слов: их приводило высоконравственное чувство гражданственности, патриотизма, пусть неосознанного. Конечно, эти чувства постоянно, неизменно должны владеть умом и душой подростка. И тут за многое в ответе литература для них».
Другой любимец детворы, Лев Кассиль приезжал и снова уезжал в Подмосковье, в прифронтовую полосу (семья его оставалась в Свердловске). Кажется, он одним из первых выступил сперва перед братьями-писателями, а потом на большой аудитории с чтением произведений, написанных по свежим следам войны. Неутомимо собирал материалы по истории уральской техники В. В. Данилевский, человек необычайного трудолюбия и поразительного «нюха», передвигавшийся на своей одной ноге быстрее иного здорового.
Но были и такие (правда, их было ничтожное меньшинство), которые предпочитали брюзжать, ныть, недовольные всем и вся, озабоченные больше всего тем, как бы отсидеться, переждать грозу. Для тех плохи были и Урал, и Свердловск, да, вероятно, и все мы, уроженцы края. Не стоит называть их. Они сами наказали себя: спрятавшись от жизни, обворовывали себя, свое творчество. А отрыв от действительности всегда жестоко мстит литератору.
Не забыть строгого осуждения, которое прозвучало в словах Караваевой, осуждения, высказанного по адресу одного из наших, коренных свердловчан (не буду называть его фамилии, дело прошлое), который, в явном противоречии с действительностью, пытался связать какие-то свои путаные теоретические воззрения, пустившись публично в надуманные рассуждения.
— Ученый школяр, — едко сказала Анна Александровна.
С нею согласился Бажов.
Большим литературным вечером в помещении Театра оперы и балета имени Луначарского открылся цикл регулярных писательских выступлений перед аудиторией, организованный Союзом. На афише значилось 25 фамилий — приезжих и свердловчан. Перед слушателями предстали все ведущие писатели, проживавшие в то время в Свердловске, а также специалисты «легкого жанра» Ардов и Арго. На долю последних, знатоков эстрады, пожалуй, выпал наибольший успех. Как всегда, отлично выступил Ромашов. Участвовала и литературная молодежь. Зал был переполнен. Вечер был платным. Весь сбор поступил в фонд обороны.
Позднее подобные вечера состоялись в помещении Театра музыкальной комедии, в клубе имени Дзержинского, в Большом зале филармонии. Сборы отчислялись на постройку танковых колонн «Работник печати», «Свердловец». Некоторые вечера проводились вместе с лучшими артистическими силами города. На афише в этом случае стояло: «Писатели и мастера искусств — фронту».
При Союзе создали специальное бюро по выступлениям (прообраз нынешнего Бюро пропаганды художественной литературы). Руководил им Е. Я. Берлинраут, дока в таких делах. Писатели все чаще стали выезжать в другие города и рабочие поселки Урала.
Как дорогие реликвии я храню простенькие, на плохонькой бумаге, пригласительные билеты:
«Уважаемый товарищ! Райпрофсож Камышловского отделения ж. д. . . . приглашает Вас на литературный вечер…»
«Уважаемый товарищ . . . . . . . . . . . . . . . . Н.-Тагильский горком ВКП(б) и Свердловское отделение Союза советских писателей СССР приглашает Вас НА ЛИТЕРАТУРНУЮ КОНФЕРЕНЦИЮ…» —
где мы выступали с чтением своих новых произведений, а в Нижнем Тагиле, кроме того, делились своим замыслом книги «Тагил». А ведь это было в тяжелейшую пору войны!
Выступали в учебных заведениях, в кино. Как-то в моем присутствии Берлинраут договаривался о выступлении в кино с Виктором Григорьевичем Финком. Ефим Яковлевич соблазнял крупной ставкой гонорара (по ценам того времени на этот «крупный» гонорар можно было купить лишь полкило растительного масла). Выслушав, Виктор Григорьевич — большой острослов — без тени улыбки осведомился:
— А за позор?
Выступать перед сеансами в кино с чтением своих произведений было действительно мукой. Народу много, но утверждать, что слушали плохо, было бы неверно.
Выступления явились серьезной материальной поддержкой, следует, однако, заметить, что платными выступлениями занимались далеко не все. Некоторые, как Гладков, Бажов, вообще не брали денег за встречи с читателями.
И кончено же бесплатными, шефскими были встречи в госпиталях, в воинских частях, ждавших отправки на фронт.
Выступать перед ранеными, бойцами считал своим священным долгом каждый писатель. Я помню лишь единственный случай отказа, когда один из литераторов заявил — в ответ на предложение поехать в госпиталь, — что он не может, потому что ему делается дурно при виде забинтованных культей и запаха лекарств… Возможно, это было действительно так, товарищ обладал слабыми нервами, тем не менее его заявление было единодушно осуждено всей писательской общественностью.
Навсегда врезалось мне в память выступление в госпитале для тяжелораненых вместе с Алексеем Силычем Новиковым-Прибоем, приехавшим ненадолго в Свердловск. Преклонный возраст не позволял «Силычу» отправиться на фронт, куда он рвался всей душой, и поездка на Урал явилась как бы некоторой компенсацией; на Урале, кстати, а именно — в селе Зайково
